Из личного опыта экожурналиста Наталии Шулепиной:

Экожурналистикой занимаюсь c 1987 года. Автор двух книг: «Серный рикошет» и «Несколько сюжетов на фоне маловодья». Работая в «Правде Востока», готовила тематические полосы по охране окружающей среды в Узбекистане. При поддержке редакции и Госкомитета РУз по охране природы (с весны 2017-го — Госкомитет РУз по экологии и охране окружающей среды) проводила для СМИ «круглые столы» и медиатуры по природоохранной тематике. Участник ряда международных конференций. Выпустила сборник статей журналистов Узбекистана «Под знаком Арала» и три сборника «Просто пишем о среде».

На первых порах

Мое проникновение в этот пласт началось со статьи под заголовком «Три письма в стройбанк». Год – 1987-й. Работа в промотделе Узбекского информационного агентства (тогда – УзТАГ) позволяла бывать на предприятиях, вникать в производственные процессы. Конечно, интересовали и вопросы загрязнения атмосферного воздуха. Мне приходилось видеть смог в Алма-Ате. Удручающая картина. Зимой солнце еле проглядывает сквозь дымку. Грозит такое Ташкенту? Республиканская инспекция по охране атмосферного воздуха находилась рядом с новым зданием УзТАГа, и однажды я в нее заглянула.

Спросила про очистные сооружения. «А вот с ними как раз заминка в строящемся чугунно-литейном цехе Ташкентского тракторного завода, — сказали специалисты. — Проект не согласован и абсолютно негоден с точки зрения охраны среды. Написали три письма в стройбанк, чтобы приостановил финансирование, да бестолку». Пресса тогда читалась. А узтаговские материалы еще и печатались в нескольких изданиях на русском и узбекском языках. В ответ на статью банк моментально тормознул финансирование. Проект был доработан и согласован без претензий Госнадзора.

До создания Госкомприроды (1988 г.) вопросы охраны природы решались в разных ведомствах. Республиканская инспекция по охране атмосферного воздуха функционировала при Узбекском управлении по гидрометеорологии и контролю природной среды (ныне Узгидромет). Визит сюда состоялся вскоре после публикации.

Вопросы, которые меня волновали, курировал замначальника Узбекского управления по гидрометеорологии и контролю природной среды Владимир Григорьевич Конюхов. Химик по образованию, ученый, специалист высокого класса, в это время он уже участвовал в создании Госкомитета по охране природы. Процесс шел одновременно во всех республиках Союза. Аббревиатуру – Госкомприрода – придумал Конюхов, и очень радовался, что ее приняли все республики. Объединение природоохранных служб в одном Госкомитете диктовалось темпами и масштабами загрязнения воздуха, воды, почвы.

Предприятия, в том числе и вредные производства, находились рядом с жильем. Абразивный завод, Ташкентский тракторный, Кокандский суперфосфатный, Ферганский нефтеперерабатывающий, Бекабадский металлургический комбинат… Промышленных предприятий насчитывалось немало по республике, и повсеместно возникали проблемы с очисткой выбросов и стоков. Мой приход к Конюхову оказался кстати. «Письма в стройбанк» он прочитал, эффект прессы оценил. В течение ряда лет, работая в Гидромете, а потом заместителем председателя Госкомприроды, он не жалел времени на просвещение журналистов.

В лице Конюхова и его коллег мне повезло встретить увлеченных людей, отличных специалистов. Они не скрывали информацию. Попадалась информация и скандального характера. «Тяжба с могучим соседом» затянулась для колхоза, расположенного близ Алмалыкского горно-металлургического комбината года на два. На 140 гектарах за одну ночь погибли посевы хлопчатника. Как раз в эту ночь на комбинате случился залповый выброс вредных веществ в атмосферу. Сотрудники Узбекского управления по гидрометеорологии и контролю природной среды факт гибели посевов зафиксировали, пробы сделали. Прокуратура материалы дела передала в Алмалыкский народный суд. И на этом разбирательство остановилось. Почему?

Промотдел УзТАГа. Слева направо: завотделом Юрий Кружилин, Сергей Брагинский, Бахтияр Хасанов, Наталия Шулепина. За столом — Лев Левин. 1987г.

Заведующий промотделом УзТАГ Юрий Григорьевич Кружилин сам не боялся острых тем и сотрудников поощрял к их освещению. Услышав мой эмоциональный рассказ о пожженых посевах и судебной волоките, назавтра отправил в Алмалык. Там встретилась с метеорологами на метеостанции, с начальником одного из цехов комбината. К вечеру добралась до суда. Судья сказал, что дела у него нет: «Отправил в Ташкент на экспертизу». Уже из Ташкента по телефону удалось по телефону переговорить с председателем суда (переговоры взял на себя заведующий отделом), выяснилось, что дело на месте: «Судья испугался».

После статьи оно было передано на рассмотрение в Ташкентский областной суд. Несколько раз специалисты Гидромета (и корреспондент тоже) выезжали на выездные заседания в Алмалык. Вина завода была доказана. Суд обязал комбинат выплатить пострадавшему колхозу компенсацию. «Тяжба с могучим соседом», написанная двумя перьями, закончилась для нас с завотделом выговорами за фразу: «Суд принял частное определение в адрес Совета Министров». Судью тоже вызвали на ковер: «Высоко замахнулись!». Следовало говорить о курирующем предприятие отделе, а не обо всем правительстве.

Еще жарче стало, когда в промотделе появился лично генеральный директор АГМК Сигедин. Он разгневанно и шумно предъявлял претензии: почему его назвали «могучим соседом»? «Так это же комплимент». Отшутиться не удалось. Спасло появление заведующего отделом. Кружилин и Сигедин быстро нашли общий язык и через несколько минут уже раскатисто хохотали. Позже с директором комбината мне приходилось встречаться на разных совещаниях, очень яркий, масштабный человек, да и с юмором. До сих пор жалею, что не воспользовалась его приглашением приехать на АГМК. Ознакомил бы с производством от карьера до золота.

Чрезвычайные ситуации

Времени журналисту всегда не хватает. Вот и тогда приходилось готовить заметки на разные темы, прежде всего, по профилю отдела. По профилю отдела вопрос о закрытии Новококандского химзавода? В Коканд вылетает чартерным рейсом на ЯК-40 делегация специалистов, включая союзного министра из Москвы. Получаю приглашение из Госкомприроды поучаствовать в однодневной командировке.

До этого полета мне уже случалось писать об этом предприятии, построенном с нарушением проекта. Однажды в редакции появились из Коканда два воина-афганца. К ним тогда было особое уважение. Они говорили, что отходы химзавода – фосфогипс – разносит ветер, вместе с дождевой водой отходы проникают в почву и загрязняют Сохское месторождение пресных подземных вод. «В выходной состоится митинг с участием руководства завода, города, экологов, местных жителей. Отправьте корреспондента». Митинг проводился в одном из крупных залов города. Вот уж страсти накалились. Что говорилось в защиту? «Завод дал сотни новых рабочих мест. Удобрения – востребованная продукция». Ну, а про «против» еще в редакции выложили аргументы кокандские ходоки.

В развитие вопроса намечен вылет в Коканд комплексной комиссии. На аэродром ее участники проходили через калитку по списку. Сейчас это немыслимо, а в восьмидесятые такое практиковалось. Отправлен целый самолет специалистов для оценки перспектив завода. Из журналистов в команде только автор этих строк. По территории мы ходили от цеха к цеху. Отходы высились до второго этажа корпусов. Рабочие и инженеры просили сохранить производство. И, конечно, в комиссии обсуждалась возможность перепрофилирования. Как вариант: разливать по флаконам завозной шампунь. Но эту возможность отмели: «Все равно прольют». Многие редакции газет напечатали мою заметку «Новококандский химзавод закрыт». Жаль. Жаль, что так строили и так эксплуатировали.

На журналистских дорогах. Готовка еды в экзотических условиях.

Экологи оценивали воздействие на окружающую среду предприятий и приостанавливали деятельность до устранения нарушений. Но движение поездов метро на участке между станциями «Ташкент» — «Сельмашская» — «Чкаловская», что у проходной авиазавода, приостановили не экологи, а машинисты поездов метро. Этот участок до проходной авиазавода был запущен в 1987-м. В конце августа 1989 года на станциях метрополитена появились самодельные плакаты, предупреждавшие, что с завтрашнего дня движение поездов на перегоне от «Ташкента» до «Чкаловской» прекращается.

Об этом же машинисты предупреждали пассажиров по радио. На это их подвигло игнорирование жалоб на отравление газами. На перегоне машинисты теряли сознание, кого-то даже госпитализировали. Естественно, что на демарш немедленно откликнулись городские власти. Для изучения причин чрезвычайной ситуации создается городской штаб. Вокруг ЧП сочиняется немало небылиц. После того, как небылицы стали распространять журналисты, побывавшие на заседании штаба, возглавлявший штаб заместитель председателя Госкомприроды Конюхов принимает решение: «Вся информация о ЧП будет идти через Узбекское информационное агентство».

Так, «по знакомству», я оказалась участником практически всех заседаний. Моя персона сомнений не вызывала, потому что уже читаны не только публикации из Алмалыка, Коканда, Бекабада, но и из взрывоопасных Сариасии, с Таджикского алюминиевого завода… Не наврать, не наделать ошибок, точно и спокойно изложить причины и следствия, обрисовать возможные сценарии – вот что требовалось.

Мы спускались на закрытые станции метро. Запахи есть? Есть. Каково их происхождение? В выяснении причин участвовали первоклассные специалисты. Они представляли Ташметрополитен, Госкомприроду, Узгидромет, Ташкентское авиационное производственное объединение имени Чкалова, Министерство геологии, Минздрав, ряд других ведомств.

История с газами в метрополитене растянулась года на три. Перегон открыли, потом снова закрыли и надолго. Газы продуцировались загрязненными грунтовыми водами. У тоннеля, построенного поперек потока, они «бродили», как болото. Решение предложили геологи из «Кизилтепагеологии»: бурить скважины, раскачивать и откачивать загрязненные грунтовые воды. Искали, конечно, источники загрязнения, изучали особенности микробиохимического образования спектра газов, в том числе токсичных. Впоследствии опыт ликвидации этого ЧП позволил ликвидировать другие очаги техногенного поражения, выявленные в регионах страны.

Многим стало ясно, сколь серьезные сюрпризы способно преподнести загрязнение окружающей среды. В Государственном геологическом предприятии «Кизилтепагеология» образована геоэкологическая экспедиция, а ее главным геологом назначен Геральд Владимирович Перевозчиков. До того искал золото и уран, в геоэкологической экспедиции он и другие геологи экстра-класса теперь исследовали загрязнение природных сред Узбекистана. Отправная точка для них – ЧП в метро.

«Что у вас нового?»

В 1992-м УзТАГ был преобразован в УЗА. Изменились требования к подаче материалов. Многое изменилось. Что делают в таких случаях журналисты? Ищут то издание, которое им ближе. Для меня таким изданием стала редакция газеты «Правда Востока» и ее промотдел. При разрыве хозяйственных связей с распадом Союза возникает немало трудностей. Перестройка экономики интересует читателей, о чем, в основном, и сообщает промотдел. Но промышленная и экологическая тематика связаны неразрывно. И все ранее наработанные связи чрезвычайно полезны.

Когда на другом конце провода знакомые, легко запросто спросить: «Что у вас нового?» В геоэкологической экспедиции отвечают: «Ведем изучение радиационного загрязнения в Ташкенте и в целом по стране. Сперва совершается облет территории с самолета, потом ведется пешая гамма-съемка. Уже есть первые результаты». «Что выявили?» При встрече рассказали о том, как шаг за шагом вычищаются радиационные загрязнения. Журналистом готовится статья, которую вычитывают профильные специалисты.

В моей практике начинающего репортера был случай, когда сотрудник научного института, работающего на промышленность, поставил условие: «Обязательно покажите статью до публикации». Основной материал я ему показала и согласовала, а короткую версию, отправленную на ТАСС, нет. Новость общими усилиями «приподняли», чтобы красиво прозвучала. И точно, прозвучала. Мой визави услышал ее по всесоюзному радио, и по телефону высказал мне все, что думает о нас, журналистах, извращающих информацию ради красного словца. Потом он работал в Госкомитете по охране природы и время от времени напоминал о содеянном.

На журналистских дорогах. В Навоийской области. Это не горы, а промышленные отвалы Навоийского горно-металлургического комбината

Как же, порой, не хотелось нести статью на согласование. Автору всегда кажется, что испек шедевр, в котором нельзя исправить ни строчки. «Отдашь статью, и начнут в ней копаться…» И точно, иной раз приходилось переписывать отдельные куски и даже целиком статьи. Но за то, что выходило в газете, никто не краснел. Это позволяло в очередной раз позвонить и спросить: «Что у вас нового?» Сотрудничество с геоэкологической экспедицией – это, прежде всего, сотрудничество с людьми, которые понимали важность экологической информации для общества и делились ею.

«Жареное»

«Жареное» никто специально не выискивал. Так получалось. Загрязнение грунтовых вод уже не раз давало о себе знать. ЧП из-за газов в метро – первый эпизод в Ташкенте. Другой – гибель детей, забравшихся в уличный коммуникационный колодец неподалеку от тоннеля метро. Начали поступать сигналы из ташкентского микрорайона Сергели, где подтапливало фундаменты и появились необычные запахи. Аналогичные сигналы – из Ферганы. Там питьевая вода потекла с душком. Геоэкологи проводили исследования и выявляли причины. У одного из водозаборов Ферганы обнаружили захоронение бесхозных ядохимикатов. А ниже Ферганского нефтеперерабатывающего завода грунтовые воды оказались насыщены нефтепродуктами настолько, что в Ташлакском районе вышли из строя все питьевые колодцы. Из-за проливов и утечек нефтяной язык широкой полосой двигался к Сырдарье.

Запускается Бухарский нефтеперерабатывающий завод, и опять обнаруживаются утечки. Мнение геоэкологов: площадка выбрана неудачно, на галечнике. По непонятным причинам «подземная часть» была исключена из экологической части проекта. В «Правде Востока» выходит статья «Фабрика газов» и другие экологические неожиданности в соседстве с нефтепродуктами, попавшими в грунт» с данными по Бухарскому нефтеперерабатывающему. В этот день с утра автора разыскивают из «Узбекнефтегаза», но автор находится на очередном редакционном задании. Тем временем у министра по статье срочно собирают на совещание руководителей геоэкологической экспедиции «Кизилтепагеологии», госэкспертизы Госкомитета РУз по охране природы.

Мне все же пришлось идти к министру, но уже отдельно от соратников. Спросила звонившего помощника: «Материться министр не будет?» Он этим славился. Помощник пообещал, что не будет. Специалисты уже объяснили, что в статье все правильно изложено. Площадка для завода выбиралась исходя из близости к железной дороге по указанию известного лица, принимающего решение, он очень спешил с началом строительства, технико-экономическое обоснование не прошло экологической экспертизы, фундаменты закладывали без проекта.

При встрече министр обещал помочь с подготовкой публикаций в будущем. Но не случилось. Ушел на больничный. Через пару месяцев министра освободили от занимаемой должности, и кто-то из моих знакомых высказал предположение, что из-за статьи. Так не думаю, да и не хотелось бы этого.

На журналистских дорогах. Фото Эрнеста Куртвелиева.

Еще однажды из-за статьи меня приглашали к чиновнику очень высокого ранга – руководителю авиакомпании «Хаво йуллари». Статья называлась «Балобаны в сумке дохнут». Попали эти птицы на самолете авиакомпании аж в Арабские эмираты. Выяснилось случайно: сумки с ленты транспортера по прилету никто не забрал. Что в них? Полудохлые и дохлые соколы-балобаны.

В авиакомпании в кабинете, в который попасть, очевидно, очень и очень непросто, первый руководитель вел со мной, корреспондентом газеты, длительную беседу о том — о сем. Откуда получена информация, и далее не по существу. Вероятно, хотел выяснить, кто под него «копает». Никто. Просто возникла проблема, в данном случае, браконьерства и незаконного вывоза птиц в нарушение международного права. Информацией поделились в Госбиоконтроле Госкомприроды. После статьи изменились правила прохождения багажа в аэропортах страны, что назрело.

Очень-очень аккуратно

Лица, принимающие решения, должны понять, что нельзя строить без проекта, «с листа» – с этой надеждой развивалась экологическая журналистика в Узбекистане. Тем временем строилась «с листа» на галечнике в русле реки Ахангаран перевалочная нефтебаза для продукции Ферганского нефтеперерабатывающего завода. Тем временем без положительного заключения экологов, при их огромной тревоге о повышенной радиоактивности Джеройского месторождения строилось в Навоийской области предприятие по выпуску минеральных удобрений. Об этом можно сказать в печати, но очень-очень аккуратно. Как и о ртутном треморе.

Выявление ртутных загрязнений территории Узбекистана – одна из плановых тем геоэкологической экспедиции. О ней мне рассказали в ответ на очередной вопрос: «Что нового?» — «Подготовили отчет». Ртутный тремор – дрожание конечностей у человека – одно из следствий ртутного отравления. «А теперь не для печати. Мы выявили большое количество битых ртутных ламп на крыше правительственного здания на центральной площади Ташкента».

Без точных координат некое здание на площади в статье «Ртутный тремор» все же упомянула. Привела факты ртутного загрязнения в ташкентском телецентре, детских садах Самарканда, школьных кабинетах физики… В статье объяснялось, как и кем проводится демеркуризация – очистка от ртути. С той же целью – для просвещения общества – готовилась статья о радоновом загрязнении. Газ радон поднимается по разломам в почве. Особенно опасны его высокие концентрации в горных долинах, руслах рек. Накапливается в подвалах, на первых этажах домов. Их надо обязательно проветривать. Медицинские симптомы при поражении – не приведи господи.

Сверхожидания

Кто из репортеров не хочет похвалиться: «После моей публикации свершилось!» Не для того пишем, но этому радуемся. И в моей журналистской практике есть наглядные сдвиги после публикаций.

Куда наглядней, когда с крыши многоэтажного жилого дома убрали многотонную сотовую антенну?! Для этого понадобилось выступить в газете трижды. «У кого права на крышу?» — название одной из заметок. Началась история с прихода в редакцию «Правды Востока» обеспокоенных жильцов многоэтажного дома. Сотовые антенны и сотовая телефонная связь только появились в Узбекистане. Но быстро и мощно они стали множиться. Сотовые антенны, чем выше, тем лучше для связи. Об электромагнитном излучении, вероятно, и сейчас не задумываются в зданиях, предоставляющих крыши для антенн.

В редакцию же пришли люди понимающие: «Груз на крыше нарушает сейсмоустойчивость жилого дома, а электромагнитные волны опасны для здоровья жильцов». Для статей потребовались консультации специалистов, обращения в структуры по защите прав потребителей. В итоге сооружение на крыше демонтировали.

Из того же ряда ситуация на одном из кварталов ташкентского Чиланзара. Среди домов районный хокимият решил построить двухэтажную строительную базу. В редакцию обратились жильцы со словами «Караул, и так дышать нечем!» Выезд на место, встреча с главным архитектором города, статья в «Правде Востока», а в итоге быстрое положительное решение вопроса в пользу жителей.

Далеко не всегда сверхожидания сбывались и сбываются. Среди негативных примеров – обрезание территории Ботанического сада. Летом 1995 года ко мне обратились ученые, и тоже со словами «караул!». Показали распоряжение, подписанное президентом страны, о выделении части Ботанического сада под строительство зоопарка. «Коллекции – уникальные. Сколько интродуцированных в Ботаническом саду растений, изученных и приспособленных к климату Узбекистана, украшают теперь города и кишлаки страны. Нельзя Ботанический сад трогать!».

Поиск дополнительных аргументов привел меня к архитекторам – разработчикам технико-экономического обоснования генплана Ташкента. Генплан и спустя четверть века не принят. Но ТЭО в середине девяностых и проект генплана были готовы. Архитекторы объяснили принципы планировочных решений, как столице развиваться. Показали на карте берега канала, где выбрано наилучшее место для зоопарка. «Дома строить там рискованно, а для зверинца – условия лучше некуда. Зелени в столице меньше, чем по нормативам. Ботанический сад с его территорией под девяносто гектаров – легкие мегаполиса». Материал лег на стол главному редактору. Но выходу в свет статьи помешал телефонный звонок «сверху»: «Никаких публикаций о Ботаническом саде!».

За развитием событий с большой тревогой наблюдали и в Госкомприроде. Оттуда отправлялись в инстанции отрицательные заключения с массой доказательств: «И Саду не поздоровится, и зоопарку не в радость». Очевидно, «зоопарковская» земля у канала уже распродана под коттеджи. Проекта нового зоопарка еще нет. От него ожидают мировых стандартов, предписанных распоряжением. Проектировщик признается, что ему Ботанический сад жалко, но он не откажется. «Обеспечите мировые стандарты?» — «По возможности». Разговоры на эту больную тему в городе велись, при этом пресса молчала.

Как обойти запрет? А что если вынести тему на Республиканский общественный совет при Госкомприроде? На совете уже не раз искали истину в «конфликте интересов». «Быть ли не быть Пскемской ГЭС?» — так называлась моя публикация по итогам бурных дебатов специалистов, включая археологов, о строительстве в горном ущелье водохранилища и гидростанции. Тогда строительство отложили.

Зампреду Госкомприроды Конюхову мое предложение понравилось. Очередной Республиканский общественный совет высказался категорически против размещения зоопарка на территории Ботсада. Об этом удалось сообщить в заметке, которую взялась опубликовать редактор еженедельника «Бизнес-Вестник-Востока» Галина Александровна Чебакова. После публикации она получила от своих кураторов нагоняй. Сверхожидания от сообщения в прессе не сбылись.

Водная тема

Главный потребитель воды – сельское хозяйство. Для горожанина слова «мелиорация», «ирригация», «водозабор» не самые понятные. Меня, как сотрудника промотдела, они так просто пугали: «Никогда не разберусь». В общем, до начала двухтысячных мне о воде приходилось писать только в связи с промышленным загрязнением стоков. Но вот выпадает первая командировка в Каракалпакстан.

На журналистских дорогах. Каракалпакстан. Перед переправой через Западный Арал.

Давая задание, редактор сообщил о недавней встрече с руководителем автономной республики Камаловым. Приаралье – зона экологического бедствия. Поэтому Камалов предложил (очевидно, следя за публикациями) направить в Нукус меня. При встрече в Нукусе Тимур Камалович предупредил, что никоим образом «давить» или направлять корреспондента «Правды Востока» он не собирается. Дает на три дня машину. «Поездите по Приаралью, повстречайтесь с людьми. Пишите, как считаете нужным».

Тогда удалось, направляясь в Муйнак, заехать и на Кунградский содовый завод. Он был в стадии готовности на девяносто процентов. Издалека в пустыне виднелись производственные корпуса. На стройплощадке рабочих практически не было, хотя недавно все кипело, работало до двух тысяч человек, а взлетно-посадочная полоса принимала самолеты с ташкентским начальством. Перед поездкой знакомые экологи обратили внимание на «узкие места»: «Проектом не предусмотрена очистка стоков. Мертвая, точнее, ядовитая жидкость, в пустыне будет выпариваться. Яд – развеваться ветрами».

На журналистских дорогах. В Навоийской области Узбекистана.

Надо заметить, что первый промышленный объект, который удалось посмотреть в Нукусе, тоже был без очистных сооружений. Водоподача на новое текстильное производство недостаточна. Красильный цех, скорее, простаивал, чем работал. Поэтому грязные стоки из трубы, выведенной в пустыню, еще не затопили окрестности. Сильно удивило: зачем создавать красильное производство там, где вода в дефиците? И почему без очистки стоков? Когда создавалась промышленная база в Узбекистане в годы Отечественной войны 1941-1945 годов, эвакуированные предприятия запускали под открытым небом, и было не до очистных сооружений. Почему так проектируются и строятся объекты в двухтысячные?

Кунградский содовый хоть и потряс масштабами, но еще сильнее потрясло через некоторое время сообщение, что меняются сырье, мощности, технологии. Как там сейчас с водозабором и очисткой стоков, сказать не могу. Надо бы поехать. Но кто даст машину на три дня? Камалова вскоре перевели на работу в Ташкент. Позже, возглавляя Государственную инспекцию «Госводхознадзор», он содействовал в подготовке материалов по безопасности плотин, за что огромное спасибо.

В Муйнаке меня, корреспондента, сводили в музей с картинами Аральского моря. Затем с причала показали высохшее дно Арала, зарастающее пустынной растительностью. Гвоздем программы стало посещение Муйнакского рыбоконсервного комбината. На нем еще недавно трудились в три смены. А теперь пусто. Нет воды, нет Арала, нет рыбы. Куда девается вода? Она разбегается по каналам на орошение полей, в Амударье течет по донышку. Таков результат расширения посевных площадей, мелиорации и ирригации. У Нукуса реку лениво перебредают рыбаки с удочками да коровы. Той реке, которую раньше называли бешеной, до Арала не добежать.

Материалы после командировки, а маршрут по Каракалпакстану составил не менее полутора тысяч километров, были опубликованы в «Правде Востока».

Вскоре в редакцию зашел с приглашением поучаствовать в водном тренинге пресс-секретарь Научно-информационного центра Межгосударственной координационной водохозяйственной комиссии (НИЦ МКВК). Автору этих строк выпал шанс не только поучиться, а погрузиться в водную проблематику, причем в межгосударственном формате.

На журналистских дорогах. В Навоийской области. Спуск в Мингбулакскую впадину.

За «круглым столом» тренингового центра собрались представители пяти стран Центральной Азии. НИЦ МКВК созданный в 1992 году, готовит прогнозы водности рек региона на квартал и рекомендации для МКВК по вододелению. Амударья и Сырдарья – межгосударственные реки. Тренинг занял два дня. А дружеские отношения, установившиеся с сотрудниками научно-информационного центра, позволили вникать в коллизии вододеления между Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном, Туркменистаном и Узбекистаном.

Однажды редакции срочно потребовались данные из разных ведомств. На улице февраль, а на Сырдарье — зимний паводок! Это ненормально и катастрофично. Верхний сосед Кыргызстан открыл шлюзы Токтогульского водохранилища ради выработки электроэнергии. Ближний сосед Казахстан, спасая от прорыва переполненное Шардаринское водохранилище, открыл аварийные шлюзы и направил «лишнюю» воду в Арнасайское понижение на территории Узбекистана. Здесь заливает пастбища, линии электропередачи, дороги, поселки. Что делать? Сложнейший межгосударственный вопрос нуждается в разрешении, но на государственном уровне лица, принимающие решения, друг друга «не слышат».

Специалисты НИЦ МКВК, Бассейнового водохозяйственного объединения «Сырдарья», Узгидромета объясняли корреспонденту свое видение проблемы. Выстраданная статья так и названа: «Зимний паводок на Сырдарье». Все торопили с ее публикацией. И вдруг она застряла в высоком кабинете на согласовании. Сомневается чиновник. А вода идет и топит. Проходит неделя. Редактор – «Правду Востока» тогда возглавлял Бахтияр Мадаминович Хасанов – принимает решение: «Ставим статью в номер!» Голов никому не снесли после публикации. Она «выстрелила» вовремя. Но в этой ситуации все мы – и водники, и журналисты – балансировали на лезвии бритвы. Как ни кинь, а вододеление это политика.

На журналистских дорогах. В Кашкадарьинской области. Посещение небольшого фермерского хозяйства.

Климат меняется, меры пора принимать

Наша газета первой в Узбекистане сообщила о подписании Киотского протокола по изменению климата. Мне была поручена подготовка к печати статьи начальника Узгидромета Виктора Евгеньевича Чуба, представлявшего в 1997 году на конференции в Киото Узбекистан. В ней прозвучали перспективы глобального изменения климата и действия, намеченные мировым сообществом в рамках Рамочной конвенции ООН об изменении климата.

Корректоры упорно боролись с прилагательным «Рамочная»: «И кто такое придумал, что за название?!» Потом привыкли и вычеркивать перестали. В редакции запоминали и осваивали новую международную терминологию. Исполнительным агентством по Киотскому протоколу назначен Узгидромет. Ему поручено подготовить «Первое национальное сообщение об изменении климата» согласно Киотскому протоколу, потом второе, третье.

На журналистских дорогах. Воспоминание о декабрьском Канкуне.

Кто бы мог предположить, что в 2010 году и мне доведется принять участие в конференции Рамочной конвенции ООН об изменении климата? В декабре состоялся сногсшибательный перелет из Ташкента в тропики – в мексиканский город Канкун. До последнего слабо верилось в эту возможность, хотя уже приходилось участвовать в международных конференциях за рубежом. Поездки за рубеж для журналиста – прорыв в экологическом образовании. В самом начале трудовой деятельности коллеги надо мной подтрунивали: «Ну и любишь ты совещания». Именно так, когда есть возможность узнавать новое от супер-специалистов.

Страна за рубеж никогда не отправляла. Иной раз самой удивительно, как я туда попадала.
Выпадали счастливые случаи, а в основном, это итог участия в международных журналистских конкурсах. От представителей СМИ требовались достойные публикации до и после, и упорная работа на самой конференции. А это с утра и до позднего вечера пленарные заседания, панельные дискуссии, параллельные тематические встречи. И под конец – министерский сегмент, когда дебаты ведутся министрами и главами государств.

Конференция в Канкуне длилась около двух недель. По возвращении в Ташкент я подготовила цикл статей. Все они есть на экологическом сайте SREDA.UZ, который зарегистрировала в 2009 году и с тех пор веду. На сайте несколько рубрик, в их числе: «воздух», «вода», «земля», «экориски», «климат»…

Как повлияет изменение климата в Центральной Азии на осадки, на сток рек, на флору и фауну, на процессы опустынивания? Вот вопрос вопросов. После участия в конференции ООН, естественно, обострился журналистский интерес к вырубке и выращиванию деревьев, ведь именно их крона «гасит» негативные эффекты изменения климата. Вырос интерес к проблемам опустынивания и деградации земель.

В этот период повезло поработать в контакте с проектом ПРООН-ГЭФ-Правительства Узбекистана «Достижение стабильности экосистем на деградированных землях в Каракалпакстане и пустыне Кызылкум».

С экспертами проекта мы проехали на машине от Ташкента до Бухары. Далее по пустыне до поселка Кызыл Роват. Видели выбитые пастбища из-за перевыпаса у колодцев, и деградированные пастбища из-за недовыпаса там, где колодцы вышли из строя. Проект предлагал решения и показывал, что можно сделать. Восстановить колодцы, установив новые насосы, закрепить движущиеся на поселок пески посадками пустынных растений, выпас скота вести по плану, улучшить породу каракульских овец, посадить сады и огороды.

На журналистских дорогах. В Казахдарье — поселке на краю пустыни Аралкум.

Вторая проектная территория – поселок Казахдарья в Каракалпакстане. Удалось сюда съездить и в начале проекта, и на финише. Это не Канкун, где поистине рай земной у океана. Но на краю пустыни Аралкум, образовавшейся на высохшем дне Арала, люди тоже живут. Без моря климат стал гораздо суровей. Пески наступают. Можно ли их остановить? Можно, если будет государственная воля. Мы видели участки пустыни, засаженные саксаулом, терескеном, кандымом в рамках проекта. Хорошо, но мало.

Очередной конкурс для журналистов стран Азии и Африки в рамках Конвенции ООН по борьбе с опустыниванием позволил практически сразу из Кызылкумов и Аралкумов попасть в пустыню Внутренней Монголии Китая. Здесь журналистам демонстрировали выполнение государственной программы по закреплению песков, восстановлению нарушенных земель, выращиванию деревьев на огромных пустынных территориях. «Через три пустыни Узбекистана и Китая» — один из материалов цикла. Для чего мы пишем? Найдены решения, можно и нужно применять.

Через несколько лет Программа малых грантов Глобального экологического фонда в Узбекистане поддержала проект в Джизакской области «Посади для себя… дрова». Поверилось, что сверхожидания все-таки сбываются.

Суть профессии

А сейчас об исполнении мечты. Давно мечталось побывать на Арале. Я видела его в детстве. Поезд шел вдоль берега. Когда стали говорить, что Арал уходит, никак не могла понять: куда, почему?

На журналистских дорогах. Причал сейсморазведчиков на Западном Арале.

В 2008 году во время командировки на Арал мне удалось на фото и видео запечатлеть то, что осталось от еще недавно четвертого по величине озера планеты. Мы проехали с сейсморазведчиками, ведущими поиск нефти и газа, от плато Устюрт через Западный Арал, все еще похожий на море, до осушки в центре моря. Побывали на острове Возрождения, соединившемся с осушенным дном. На болотоходе проехали по Восточному Аралу. Сопровождающие говорили, что ему осталось от силы лет пять. Высохнет.

Поездка на Арал – одно из сильных потрясений. О ней рассказала читателям в материале «Красный треугольник на Аральском дне». Через некоторое время, собравшись с духом, сделала авторский фильм «Впечатления об Арале». Показала коллегам. Выложила в Youtube. «Арал уходил, возвращался. Но никогда Арал не уходил по вине человека». Эти слова звучат в кадре после того, как болотоход провез нас по рассолу. На свежих космоснимках Восточного Арала нет.

На журналистских дорогах. Анкара. Журналисты — участники Конференции ООН по борьбе с опустыниванием.

На журналистских дорогах. Журналисты стран Азии и Африки — участники учебного курса в Израиле. 

«Толку-то от вашей писанины!» Довольно часто приходится такое читать в социальных сетях про острые выступления журналистов. Да не для того наша работа, чтобы небо рухнуло или наоборот. Наш журналистский продукт – информация, побуждающая думать, осознавать изменения, происходящие с окружающей средой локально и глобально.

Наталия ШУЛЕПИНА
SREDA.UZ