КУКЛЫ, ДЕКОРАЦИИ, АФИШИ

Потешны куклы на уходящей ввысь пирамиде. Зрители на персональной выставке Вениамина Акудина заглядывали в глаза принцессам и подмигивали разбойникам. А затем шли к декорациям, афишам, плакатам, эскизам, акварели и живописи, занявшим пол-этажа Выставочного зала Академии художеств. На вернисаже автор, около полувека проработавший в Ташкентском кукольном театре, принимал поздравления и сожалел, что представлена лишь малая часть сделанного. В ответ с восторгом прозвучало: «Сколько ж вы натворили!»
«Зеркало XXI», 21.12.2007г.и другие пристрастия Вениамина Акудина

Он продолжает творить. В мастерской рядом с мольбертом и палитрой делает заготовки будущих героев «Золотого ключика». Пробую угадать в папье-маше Мальвину и Пьеро. Головы — с ладонь, ни глаз, ни бровей. Акудин говорит, что их надо залевкасить, отшлифовать и расписать. А вот механические куклы. Весь их внутренний мир просматривается насквозь — конструкции из болтиков, шарниров, пружинок пока не одеты, но уже открывают глаза и жестикулируют. Одна станет ангелом с крылышками, другая — диснеевским злодеем капитаном Хуком. Будет так, а может, иначе, создатель еще не придумал им судьбы — занимался выставкой.

У натюрморта с гранатами только малиновые плоды в цвете — значит, и краски заждались. Художник перебирает стопку подрамников: «По старым этюдам хочу восстановить одну из ушедших живописных работ». Еще этюды. «Они — с Сырдарьи, я ведь оттуда родом». Желтые лессовые колоссы отражаются в воде цвета грозы. Застыли река, лодка, набрякли облака. Сейчас громыхнет, вдруг солнце выхватывает желто-зеленый берег. Этот сюжет писал с натуры. Друг рыбачил, а он не мог оторваться от мольберта.

«Но и я в этих местах не раз рыбачил и даже с острогой! Мы жили у притока Сырдарьи Шурзяк, многоводного, с чистейшей водой и ходившими по ней огромными рыбинами». Это картина из детства конца тридцатых годов. Перед войной семья переехала в Ташкент, но родственники продолжали жить у реки и в пятидесятые, он не раз сюда возвращался.

Каких-то особых условий для развития таланта никто ему не создавал. В Ташкенте семья поселилась на «болгарских огородах». Улиц там не было, а жили хуторами. Отец-кузнец работал в железнодорожном депо, мама — уборщицей в школе. Она не имела образования, но сына приобщала к культуре и образованию, дружила с учителями и им показывала первые рисунки Вениамина. Первым учителем рисования стал Григорий Васильевич Трифонов, который принял в изокружок.

«И вы начали делать куклы?» — «Мы писали масляными красками, копируя на бязи полотна великих. А куклы? Конечно, как все дети, я обожал кукольный театр и его героев, но взрослел не с ними, а с карандашами, красками, палитрой, мольбертом».

Одиннадцать лет проучился в художественном училище имени Бенькова и Театрально-художественном институте имени Островского, где педагоги прививали любовь к реалистическому искусству. Художник старшего поколения Мстислав Щировский, поживший и в Китае, и на Филиппинах, учил технике «английской» акварели. Масляной живописи обучал Рахим Ахмедов, только что окончивший Ленинградскую академию художеств. К нему студенты ходили домой смотреть, как пишет маслом вечерами при свете лампы. Так, потому что дня не хватало. И Акудин стал работать вечерами, ему тоже не хватало.

«Вениамин Георгиевич, в трудах прошли все одиннадцать студенческих лет?» — спрашиваю мэтра. Но спровоцировать на воспоминания о бесшабашной юности не удается. Осеннюю пору, когда ездили на сбор хлопка, вспоминает с упоением, ведь, собрав норму, с друзьями отправлялся на этюды. «А там — дивные места, камыши, дикие голуби, арбузы». На иссыккульской практике студенты день за днем выписывали маслом синюю гладь с утеса, вместо того, чтобы в нее нырять. Образцом служили иссыккульские пейзажи Урала Тансыкбаева. Каждый стремился до них дотянуться, а для этого требовалось закрепить материал.

Они уже усвоили притчу про Рембрандта и учеников. Те спросили, как творить шедевры, а Мастер ответил: «Научитесь хорошо делать то, что умеете – и увидите то, что от вас сокрыто». Ученики плеяды замечательных ташкентских художников оттачивали мастерство в пейзажах, этюдах, портретах, плакатах. И однажды в жизни студента Акудина появились эскизы декораций, театральные афиши, а еще — куклы. То, что сокрыто.

Как случилось? Началось с афиши к кукольному спектаклю для взрослых «Двенадцать стульев». Его ставил в 1960-м режиссер Владимир Иогельсен. Студента рекомендовал ему Щировский. Режиссер, объясняя задачу новичку, вспомнил слова Маяковского: «Театр — не отражающее зеркало, а увеличительное стекло». Мимолетная ремарка понравилась Акудину, и лица Кисы Воробьянинова и Остапа Бендера изобразил в лупе. К этому же спектаклю помог исполнить декорации.

Придумал к следующему: «Сэмбо» — трогательная история про антилопу и детеныша, которого хотел съесть лев. Шакал помогал льву искать Сэмбо, дети, переживая, плакали. Студент же за кулисами радовался вместе с детьми, когда приходил добрый натуралист и прогонял льва. Но кукол, своих кукол в его жизни еще не было. Да и не думал, что будут. Два титана из русского драматического театра — Вальденберг и Ушаков — звали в свою команду. Дипломной работой выпускника стали декорации к драматическому «Пер Гюнту», но параллельно он сделал декорации и к кукольному «Песня о счастье».

Директор кукольного театра Ананьева настаивала, чтобы Вениамина вуз распределил к ней. А вуз сам был заинтересован в выпускнике: педагог Рыфтин приглашал вести театрально-декорационную живопись на первых курсах. Ждали и в драмтеатре. Что выбрать?
Из театров выбрал кукольный, где стал главным художником. И в вузе остался: «За десять я дослужился до старшего преподавателя и чуть не получил доцента. А тут гастроли, мастерскую дали, мультипликацией увлекся. Чувствую, разрываюсь. В общем, в 1972-м преподавать перестал». Простившись с институтом, отправился в Бирму на первые зарубежные гастроли театра… рабочим сцены.

«Вас не уязвляло, что вы — рабочий сцены»? — «Ничуть. Никого не волновали должности. Все были увлечены творчеством и были одной командой. Я ставил декорации, ремонтировал кукол. В мои обязанности входило устраивать экспозицию на улице и бороться с высокой влажностью. Из-за нее все размягчалось, приходилось вставлять какие-то деревяшки, чтобы действие не обрушилось».

Спектакль «Семург» в Бирме принимали очень тепло. Зрителям жара и влажность были нипочем, с артистов же за ширмой пот стекал ручьями. Во время спектакля местный рабочий сцены утюгом сушил рубашку за рубашкой, а во время репетиций сопровождал «коллегу» по городу. Ездили и в порт. Акудин делал этюды на бумаге и зарисовки в блокноте. «Мне хватало почеркушек, чтобы по памяти в гостинице закончить акварели. Мы пробыли в Бирме около двух недель».

Театр оказался на высоте, что оценил Госконцерт. А Акудин вернулся не только с багажом рисунков и акварелей, но и славой «лучшего упаковщика» театрального реквизита. Можно ехать на следующие гастроли. И они снова поехали по линии Госконцерта. Эта структура выступала тогда в роли продюсера, выбирая лучшие театры и спектакли и приглашая на гастроли. После Бирмы — в Пакистан, потом — в Индию. Ехали из Дели в Калькутту сутки, на остановках на перроне устанавливали ширму и устраивали представления. Рабочий-художник в это время рисовал, рисовал и то, что видел из окна поезда.

Часть этих работ мы, зрители, приметили на вернисаже. И другие, с совсем иной географией. Она удивляла: где Дели, а где озеро Сенеж с русскими избами! Где «болгарские огороды», а где настоящая Болгария, Париж и ландшафты на стыке Штатов и Канады, Румыния, Польша, Германия, Афганистан…

Про Болгарию автор объясняет, что наши кукольные театры дружили, и по договору о сотрудничестве ездили друг к другу работать. Десять лет раз или два в год художник выезжал в Габрово — город весельчаков — для постановки новых спектаклей. В американский Джоржтаун ездил на фестиваль, который проводила международная организация кукольных театров Унима. Представлял страну театр Сергея Образцова, а Акудин был в группе творческих деятелей.

В Париж ездил на праздник газеты «Юманите». Там выступали разные коллективы. Их постановки и ташкентскую «Улыбнись, Ойхон» Акудин снимал на любительскую кинокамеру. Дома, посмотрев, сравнили. Наши артисты работали в живом плане, на сцене стояла настоящая арба. Зрители принимали спектакль очень хорошо. Очевидно, что заслуженно хорошо. Только на лаврах никто не почивал. Были и новые спектакли, и иные поездки. В 81-м — в Афганистан, где шла война. Сначала на гастроли. А в 87-м – создавать новый кукольный театр.

Кабул вечерний, Кабул в «молоке» ветра-афганца. Барражируют в небе вертолеты в окружении гор, а внизу поле и возделывающий его крестьянин-афганец. Или вот еще: Гиссарская крепость, а за ней великая афганская стена, о которой, в отличие от китайской, мало кто знает. Эти картины оттуда, из воюющего Афганистана. «Было страшно?» «Испугался советник по культуре посольства, узнав, где я бываю на этюдах. Вас же шлепнут, сказал, и никто не узнает. В Гиссарскую крепость я ездил с местным водителем, когда артисты репетировали. И по городу приходилось много ходить. На базаре мы искали ткани для кукол. Некогда задумываться об опасности. Один раз нас с режиссером Исой Якубовым забрали в советскую комендатуру — показались подозрительными, но через час отпустили».

«Открытие состоялось?». Дети бежали по ступенькам, ведь еще снизу в квадрате фойе они замечали кукол и чудеса расписные. Выставку для фойе художник приготовил в Ташкенте. А в зале на двухметровых щитах рисовал сказочных героев. Три стены сказок — узбекских, русских, западноевропейских. Никогда такого дети не видели. В подарок им оставили и постановку, и выставку с панно, и кукол, акудинских кукол.

«Вениамин Георгиевич, как придумываете персонажей?». «Беру карандаш и делаю эскизы. Поначалу доставлял ими много беспокойства. Кукольных дел мастером в театре работала Елена Генриховна Подгурская, с большим опытом и стажем. А я — совсем зеленый, после института — спорю с ней, сочиняя новации. Она предпочитает мягкие куклы, из трикотажа. А у меня по замыслу — скульптурные, которые надо лепить в глине. Она недовольна, но лепит, отольет в гипсе и сделает, как на эскизе. Я же смотрю и учусь».

Новаций в театре хватало. Режиссеры уходили от тюзовских шаблонов, и вместе с художником уходили от пропорций. В «Пахта-ой» впервые задействовали всю сцену. Актеры в черном держали ширму, а за ней были Девочка-коробочка, Гармсиль, Суховей, Гуль-буви. В этом спектакле соединились рок-опера и ритм-балет. Акудин рассказывает о многих других спектаклях. А я спрашиваю о последнем.

«Язык птиц» по Навои и по образам удивителен, и по декорациям. Куклы — люди. У рассказчика-удода есть клюв и оперенье, но есть и человеческое лицо. Он — двуликий. И такие же двуликие другие птицы. Идею предложил режиссер Шамурад Юсупов, ведь так о них писал Навои. Оказалось, точное попадание. Кукольные наряды — как японские кимоно. Обработанные воском, расписанные анилиновыми красками строго по эскизам, они теперь в театре, эскизы — на выставке. На ее открытии звучали аплодисменты художнику. Акудин смущался и говорил, что это — награда.

Считает наградой участие в каждой выставке. Первая — выставка плаката «Газифицируем республику». Его студенческий плакат выставлялся в Москве. После еще двух всесоюзных выставок автор мог претендовать на вступление в Союз художников. Во главе комиссии, рассматривавшей работы претендентов, был Урал Тансыкбаев. «Я тоже ходил с членами правления по залу и ужасно волновался. Мне — 26 лет, только что окончил институт, восхищаюсь творчеством Тансыкбаева. Представил графику, этюды, куклы. Что он скажет? Сказал, что я — художник и в союз принят».

Звание заслуженного деятеля искусств Узбекистана Вениамин Акудин получил в 1974-м. После «Языка птиц» в 2002-м ему вручили Золотую медаль Академии художеств. В промежутке между этими датами были три бронзовые медали за оформление детских книжек, которыми наградила московская ВДНХ.

На стеллажах в мастерской много книг. Выбирая книжки-призерши, художник шутит, что на нем студенты защитили не один диплом, но его книжная графика практически не изучена. А между прочим, после одной из книг его стали называть Шамамат-ата. Так звали узбекского папу Карло, сделавшего деревянного мальчика по имени «Качал-палван». Так же называлась и книжка Шукура Сагдуллы, придумавшего поэтичную историю со счастливым концом. Художник ее проиллюстрировал, и был награжден первой бронзовой медалью за книжную графику.

Еще были иллюстрации к «Фантазеру» Раима Фархади, «Железному мальчишке» Якуба Ходжаева. К изданию на узбекском языке «Дон-Кихота» Сервантеса сделал обложку. Акудин радуется, что помог открыть для узбекских детей и героев книги Волкова «Волшебник изумрудного города». Она вышла на узбекском и русском. Поясняет: «Тут графика и двухцветные заставки к частям». Листает страницы: «Вот мыши тянут льва. Люблю динамику в иллюстрациях». Лев на одной странице, а мыши — на другой.

Если честно, мне хочется листать страницу за страницей. Книга с детства любимая, узнаю в ней знакомые «картинки». Так вот кто автор! А он берет с полки следующую. «Я ее не иллюстрировал. Это — каталог из бразильского города Сан-Пауло, и в нем шесть моих эскизов к «Прелестной Галатее». Они выставлялись в 1965-м на Всесоюзной выставке художников театра и кино, откуда их отобрали на биеналле в Сан-Пауло. Посмотрите, в какой я хорошей компании — рядом Николай Акимов, большой мастер театральной афиши из Ленинградского театра комедии. Я туда ездил не раз и многому научился».

Афиши делал и для своего театра, и для ГАБТа имени Навои, и для многих других в Ташкенте и республике. Да и декорации тоже. В только что открывшемся узбекском молодежном театре Акудин готовил декорации для антифашистского спектакля «Дознание». На сцене их практически не было, они создавали настрой в фойе. Узкие коридоры барака концлагеря, колючая проволока, фонарь с тусклой лампой, шаткие мостки, по которым проходили зрители на дознание палачей…

Хозяин достает с полки еще несколько изданий, и мы возвращаемся в мир кукол, точнее, мультипликации. «В мультипликацию вы попали из любви к кинокамере?» Камера — это отдельная история. Увидел ее в юности в мастерской почитаемого им художника Уфимцева и заразился. Снимал педагогов, семью, друзей, гастроли. Хранит кассету со съемкой разбора завалов у старого здания театра после землетрясения 1966 года. Но к мультипликации это его увлечение отношения не имеет.

А имеет к ней отношение приход в театр студента-режиссера Зиновия Ройзмана. После диплома он занялся мультипликацией в Ташкентской киностудии, пригласив Акудина художником. В содружестве появились «Верные друзья», «Мишка, которого не ждали», «Зимняя сказка». Кадры из мульфильмов были напечатаны в виде детских комиксов, которые мы сейчас рассматриваем. Опять картинки знакомые, и вот он, автор!

«Вениамин Георгиевич, сколько вы в жизни сделали кукол?» — «Наверное, тысячу». Ему самому интересно: «Надо проверить по эскизам». Но многие «ушли» как произведения искусства. Они в – разных музеях, коллекциях, странах. Те, которыми занят сейчас, — эксперимент, новация, то, что сокрыто.

Наталия ШУЛЕПИНА
«Зеркало XXI», 21.12.2007г.

Добро пожаловать на канал SREDA.UZ в Telegram

Добавить комментарий Отменить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован.

Комментарий

Имя

E-mail

Сайт

пять  +   =  четырнадцать

Введите код с картинки (CAPTCHA)*

 Notify me when new comments are added.

Получать новые комментарии по электронной почте. Вы можете подписаться без комментирования.

Еще статьи из Личности