Мама говорила: слезы близко в День Победы

Накануне и в День Победы — особое настроение. Моя мама о себе в такие майские дни говорила: «на взводе». На нерве. Теперь мы за наших старших, когда их уже нет, так же на взводе, на нерве. Перечитала папины письма с фронта. Посмотрела фотографии…

Война когда-нибудь да кончится. Письма Всеволода Шулепина с фронта в Ташкент

Размещаю ссылку на опубликованные папины письма с фронта его маме Наталии Дмитриевне. А ниже — «Никогда не целься, никогда»,  напечатанное в 2014 году. Перечитала. На взводе. На нерве.

=======================

Никогда не целься, никогда

Накануне Дня Победы моя мама Маргарита Константиновна, которой за девяносто и которая сейчас не в Ташкенте, по Скайпу мне напомнила: «С утра 9 Мая обзвони ветеранов. Поздравь!» — «Да ведь почти никого из фронтовиков уже не осталось». Хотя как же: у товарища отцу под девяносто. Мадамин Хасанович Хасанов жив, и он воевал. Участвовал в Параде Победы на Красной площади в Москве в 1945-м. Через товарища и передала поздравления ему и всей семье.

Еще мама сказала, что все эти дни она на взводе, как это обычно бывает перед 9 Мая. Слезы близко. Все вспоминается, как тяжело жили, как теряли одноклассников, как получали похоронки.

А я задумалась, сколько раз папа нам, детям, говорил о войне. Практически никогда ничего. Первый раз мы, мал-мала меньше, вышли на следы войны по пшеничному полю. Папа в пятидесятые годы учился в Ленинградской академии финансов, и мама с нами, тремя, к нему приехала из Ташкента.

Как мерзли в холодном городе в первый год без теплой одежды, которую и купить-то было не на что, отдельная история. Но настало лето. Пошли гулять. Не запомнилась бы эта прогулка среди желтеющих колосьев, все же малолетки, если бы не вышли на окопы и какое-то сооружение из бревен. «Это что?» — «Это дот. Война была». Мы стояли перед дотом и пытались усвоить, что такое война. Да папа не объяснял. По тому, как стоял перед дотом и смотрел на окопы, без слов понимали, что война — что-то очень страшное.

Много позже, в одну из вылазок в горы, когда все цвело и птицы заливались от счастья, он вспомнил смешной эпизод, как шли они с товарищем по лесу, а воевали они связистами, и вдруг начали свистеть мины. Раз упали, второй залегли, третий… Наконец, догадались, что птицы за войну (кажется, он говорил о скворцах) научились петь, как мины. Еще ложка была дома алюминиевая, складная, трофейная, на которой нацарапано: «Ржев. 1943». С одной стороны — ложка, а сложишь наоборот — вилка. «В Ржеве в 43-м был ужас». Еще как-то однажды папа сказал, что в Острогожске, который освобождал, видел убийц Зои Космодемьянской: «Их поймали и повесили, как они — Зою».

Его письма с фронта я прочитала, когда поздно стало расспрашивать и задавать вопросы. Первую открытку строчки в две-три, что жив, а если что случится, ей (его маме) сообщат, отправил в первые дни войны, которая для него началась под Тернополем на военном аэродроме, где проходил службу после института. Можно представить, какая там была мясорубка. Приграничные аэродромы фашисты бомбили, чтобы всю нашу авиацию уничтожить. Закончил войну на «другой работе», так это называлось в письмах в тыл, в Маньчжурии, отвоевав и против японцев. Вернулся домой в Ташкент на улицу Цеховую после демобилизации в конце 1945-го.

Никогда папа не ходил в День Победы на площадь, где собирались участники войны. Однажды решился пойти — сердце схватило. Ему было лет шестьдесят, когда 9 мая к нам в гости пришли мамина однокурсница с мужем. И тут мужчины выяснили, кто где Победу встретил. Оказалось, что оба участвовали в боях за Кенигсберг. Знакомые до этого четверть века, никогда военные события не обсуждали. Было больно на них смотреть. А ведь они больше молчали, чем говорили. Ушли-умерли они оба почти одновременно через пару лет. Мы, дети, сейчас старше их. И вот выросло поколение, которое старательно ищет оправдания фашизму. Наши отцы ответить не могут.

Памятуя про мамин наказ обзвонить и поздравить родных и знакомых с Днем Победы, с утра 9 Мая взялась за телефон. «Смотрю Парад на Красной площади», — откликнулась на другом конце провода моя коллега Антонина Прокофьевна. Ей далеко за восемьдесят. И ей все эти дни вспоминается. Тогда жила в Намангане. Совсем юная, она работала в редакции газеты. Позже газету переименовали в «Наманганскую правду», а в войну называлась «За коммунизм».

Почти сутками Антонине приходилось находиться в редакции. Ждали сообщений из Совинформбюро. Они поступали по телетайпу из ташкентского УзТАГа (Узбекского телеграфного агентства), а туда — из Москвы. Пока связь не закроется, ждали и в редакции, и в типографии. Часа в три ночи, когда уже невмочь терпеть голод, девушка бежала по ночной улице домой. Знала, что дома что-нибудь да есть – супчик или мамалыга. По пути находился милицейский пост. Милиционер интересовался: «Ты сегодня еще назад пойдешь?» — «Да». Возвращалась, и снова в редакции почти до рассвета вычитывали сводки с фронта, чтобы на утро люди прочли их в газете.

«Дежурили часто вдвоем с тетей Валей. Она была и за сторожа, и за курьера, относила материалы в типографию. Бывает, спросит: «Как ты думаешь, нам сегодня что-нибудь перепадет?» Она-то знала, что я всегда есть хочу. Сама такая же голодная. «Ставить чай?» — «Ставьте, тетя Валя», — отвечала я. Мы обе думали об одном — о ночном перекусе редактора. Если редактора ночью приглашали в обком партии, то он там и ужинал с секретарем обкома, обсуждая областные и редакционные дела. Когда уходил в обком, клал мне на стол завернутую в газету лепешку. Она была из двух половинок и тоненько смазана маслом. Ею мы и делились».

Еще один звонок я сделала ровеснику, чтобы поздравить с Днем Победы. Он – послевоенный. Сказал, что отца давно нет. «Это уже не наш праздник». — «Почему не наш? Мы бы не родились, если бы отцы не победили и не вернулись живыми». Его отец тоже был скуп на рассказы. Офицер, он разносил пакеты c планами операций по боевым частям. За такими, как он, охотились «кукушки» — снайперы. Дважды тяжело ранили.

«Отец участвовал в боях за Сталинград. Был случай, захватили ящик с новенькими немецкими парабеллумами, один из которых командир отдал ему: «Пользуйся». Девятизарядное оружие помещалось в рукавице… И вот однажды я, сынок, пристал к отцу: «Сделай парабеллум». Отец сделал его из дерева и отполировал. Я был доволен. Взял и тут же прицелился. В отца. Отец никогда не ругался. Не слышал от него ругани ни до, ни после. А тут он матом на меня: «Никогда, — сказал, — слышишь, никогда не целься в людей!»

С Днем Победы.

Наталия ШУЛЕПИНА

Добро пожаловать на канал SREDA.UZ в Telegram

Добавить комментарий Отменить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован.

Комментарий

Имя

E-mail

Сайт

 ×   =  три

Введите код с картинки (CAPTCHA)*

 Notify me when new comments are added.

Получать новые комментарии по электронной почте. Вы можете подписаться без комментирования.

Еще статьи из Для души