МАНЯЩЕЕ ОЗЕРО СУДОЧЬЕ

Нам говорят про трудный объезд озера Судочье и предлагают выехать в четыре утра. Но накануне уже были Казахдарья, хождения по пустыне и знакомство с опытом микрокредитования в Чимбае. Мы, ташкентские журналисты, с устатку «торгуемся» за пару часов. Нукусские коллеги, покачав головами, мол, напаримся мы с вами, соглашаются: «Выезжаем ровно в шесть».
\»Новый век\», №30, 23-29.7-2009г.
см.фото sreda.uzНам говорят про трудный объезд озера Судочье и предлагают выехать в четыре утра. Но накануне уже были Казахдарья, хождения по пустыне и знакомство с опытом микрокредитования в Чимбае. Мы, ташкентские журналисты, с устатку «торгуемся» за пару часов. Нукусские коллеги, покачав головами, мол, напаримся мы с вами, соглашаются: «Выезжаем ровно в шесть».

Автопробег к «Коричневой лошади»

Нукус еще дремлет. Три внедорожника мчат по тихим улицам. Низкое солнце тоже в дреме. Мы, участники медиатура, вместе с ним поднимемся над Устюртом и объедем озеро Судочье. Медлить нельзя, а то обгонит и припечет, но как не остановиться у Амударьи! Сколько о ней говорено — она и бешеная, и кроткая. Какая сегодня? Над великой рекой Центральной Азии — голубое небо в белых перьях. А сама она втиснулась между монолитным берегом и барханами, похожими на бухарские купола.

В маловодье 2001-го река была почти пуста. Мне довелось видеть ее тогда и позже. Вот тут же, у моста, реку перебредали коровы, а упорные рыбаки что-то пытались поймать на удочку. Год назад течения вообще не было – вода застыла озером. И сейчас течение незаметно – в Амударье трава растет, перья-облака отражаются. А на берегу, залитом ранним солнцем, рыбаки замерли с удочками, будто и не уходили.

Снова мчим по трассе. Шымберген-водитель вспоминает, как возил на Устюрт фотографов в ноябре: «Несколько суток там провели, пока снег не начался. Они намерзлись». Нам в июле это не грозит. Кавалькада проносится мимо зеленеющих полей и мимо брошеных. Почему брошены? Вода после трех лет безводья пришла в низовья в мае. Там, где фермеры успели промыть почву от солей, они посадили хлопчатник. Где не успели, мало что растет, ведь половина полей в Каракалпакстане средне и сильно засолена. Да и гумуса на них по чуть-чуть.

Из окна авто соль незаметна, но бесконечной кажется цепь вывороченной вдоль обочины земли. Неэстетичные кучи – мизер по сравнению с деградированными сельскохозяйственными площадями. Обочины надо бы рекультивировать. А что делать с деградированными землями?

Судя по результатам проекта ФАО в Каракалпакстане, перспективно сохранение растительных остатков в поле. Они снижают сезонное накопление солей, способствуют накоплению гумуса. Тому же способствуют возделывание сои и нулевая обработка — посевы по невспаханной почве. Меньше солей — короче промывные и вегетационные поливы, ниже уровень грунтовых вод. Массу выгод обеспечивают и пылезащитные лесные полосы. Они снижают скорость ветра, испаряемость, потребность в воде на орошение, уровень грунтовых вод, обеспечивают населению деловую и полуделовую древесину. Мы видим на полях хлопчатник, а пылезащитных лесополос почти нет.

Разговорчивый водитель по сторонам не глядит. Чем дальше от Нукуса, тем он веселее. «Один иностранец, которого возил и с которым подружился, говорит мне: «Шымберген, как ты здесь живешь? Уезжать надо. Оформлю тебе приглашение в свою страну». Я отказался. Мне даже в Нукусе тесно: светофоры, милиционеры. Люблю простор». Он уже проехал около полутораста километров до «Коричневой лошади» — города Кунграда. Настоящий простор обещает на Устюрте. Край его — чинк — тянется ниточкой на горизонте.

Сайгачий дом

Подъезжаешь поближе – чинк, как стена метров в сто-двести высотой. Длиною он в сотни километров и кажется неприступным. А вообще-то он разный. Есть и пологие склоны. По ним и уходит вверх дорога, по которой в неимоверной пылище вкатываем на плато.

Наверху примерно такая же пустыня, что и внизу, только, на наш взгляд, растительности меньше. А знающие люди утверждают, что флора насчитывает шестьсот видов высших сосудистых растений, среди которых встречаются не только редкие для Центральной Азии, но и эндемики, растущие только здесь. Связаны такие чудеса с древним происхождением плато и его относительной изолированностью.

Еще недавно тут обитали азиатский гепард и кулан — они исчезли. Но более 250 позвоночных животных еще обитают. Мы спрашиваем про сайгака, по национальному законодательству являющегося видом, подлежащим особой охране. Охота на него запрещена. Узбекистан не только присоединился к Конвенции ООН об охране мигрирующих видов диких животных, а одним из первых в 2005 году подписал Меморандум по сохранению сайгака и мест его обитания.

Ради его сохранения в 1991 году на территории Кунградского района был создан заказник «Сайгачий» с площадью в миллион гектаров, а через десять лет статус заказника продлен. Но парадокс в том, что на этой самой крупной охраняемой территории Узбекистана сайгак почти исчез. В 2008 году внесен в Красную книгу Узбекистана. От миллиона середины прошлого века осталось несколько процентов.

Каковы причины? Происходит сокращение и дробление мест обитания, нарушаются пути миграции, активно идет промышленное освоение региона, неустойчиво используются пастбища и еще бич — браконьерство. Браконьеры отстреливают этих животных ради продажи рогов за кордон. На китайском рынке рога востребованы как сырье народной медицины, и вывозятся, несмотря на таможню.

Чтобы вернуть популяцию, биологи идут на контакты с браконьерами, таможенниками, госструктурами и нефтегазовыми компаниями. Браконьеров убеждают, что жить надо не одним днем, ведь есть альтернативные источники дохода. Просвещают таможенников. Госструктурам предлагают не «провозглашать» заказник, а реально его создать: повысить статус этой охраняемой природной территории, придав ей статус юридического лица, определить границы «Сайгачего», которые до сих пор никому не известны, выделить штат для охраны, транспорт, снаряжение.

Шесть нефтегазовых компаний, работающие на Устюрте, вошли в рабочую группу по спасению сайгаков. Заявили о готовности учесть при подготовке проектов интересы копытных. Пообещали провести рекультивацию нарушенных земель, убрать металлолом, другие отходы. Сайгаки размножаются быстро, уже на второй год могут давать потомство. Они — лучший индикатор биологической устойчивости устюртской пустыни. Вот уж поистине будет наилучшая практика, когда удастся вид не только сохранить, но и восстановить.

Прокопы

Озеро Судочье – внизу. Настроение участников медиатура поэтическое, ведь с чинка открываются бескрайние просторы! Озеро жмется к чинку. Синее-синее, оно прочерчено камышом, и окружено черными гарями. Где-то вдали курятся дымки. И то сказать: озеро три года без притока воды, а солнце жарит.

Сотрудники агентства МФСА, реализующего проект по созданию локальных водоемов в рамках международной Программы действий в бассейне Аральского моря, показывают очертания, какое оно, когда заполнено.

Прежде Судочье было обширным внутридельтовым водоемом с водным зеркалом в 350 квадратных километров и глубиной до трех метров. В конце шестидесятых годов прошлого века вода из Амударьи перестала поступать, и оно распалось на мелкие водоемы. Сюда направили Главный левобережный и Устюртский коллекторы. Озеро стало бессточным аккумулятором минерализованных стоков с полей.

На рубеже веков и коллекторные воды перестали поступать. Все посохло. Дно Судочьего покрыла соль. В это время строители проложили сюда два экологических прокопа общей длиной в десять километров для сброса коллекторных вод и подвода воды из Амударьи, чтобы в будущем сохранить озеро в самое жестокое маловодье. Чтобы была рыба, чтобы перелетные птицы нашли здесь место отдыха, чтобы водилась ондатра и похожим на нее желтым волкам было где напиться.

В 2001-м вот так же с Устюрта гидростроители показывали мне, где идут прокопы, говорили про отсыпку Аккумской дамбы. Удивительно было слушать разговоры про цепь озер, которые заполнятся с приходом воды, про дамбу и водовыпускное сооружение для сброса лишней воды в сторону Арала, про опреснение озера и грядущий рай для птиц, рыб и другой живности.

Все сбылось с приходом большой воды в 2002-м. Но в последние три года озерная синь съежилась до минимума. Смотрим на гарь и соль с горечью. Впрочем, Анвар Бекметов из проекта по созданию локальных водоемов оптимистичен: «Скоро огромные пространства покроет вода. Сейчас Амударья разобрана по каналам для орошения. Но после поливов коллекторы наполнятся дренажными стоками, и тогда по прокопам в Судочье придут минерализованная коллекторная вода и пресная амударьинская».

А по Аккумской дамбе, которая станет удерживать большие объемы, мы проедем, съехав с чинка у Урги и пропилив по пеклу еще несколько десятков километров. Остановка у Урги вызывает смешанные чувства: есть декорации, и нет актеров. Люди из этого рыболовецкого поселка давно разъехались. Сохранились остовы глинобитных стен, какие-то остатки утвари: где ржавое ведро, где кроватная сетка валяются.

Мы бродим по брошенному в семидесятые годы поселку, чувствуя себя героями фильмов Андрея Тарковского. Странности в голове не укладываются. Вон наши машины на горке, переводишь взгляд под горку – тут почти полностью сухое Судочье, до которого две сотни метров. Пешим ходом спуститься к нему не разрешается: «Там злые собаки». Мимо них проезжаем за броней внедорожников. И впрямь собаки злые. Они охраняют мини-рыбзавод, похожий на пару-тройку жилых глинобитных хижин. Значит, арендаторы озера продолжают рыбу вычерпывать. И вот этого не понимаем.

Просторно тут

Дорожных указателей в пустыне нет, и как ориентируется Шымберген, трудно сказать. Вероятно, по рельефам чинка. Сворачивая от него вглубь пустыни, оглядывается назад: там клубы пыли. Через несколько километров снова тормозит. Он эти места знает, а вот другие водители… Видим клубы, значит, все в порядке. У гидротехнического сооружения останавливаемся для осмотра.

Нельзя сказать, что воды – ни капли. Немного есть перед водовыпуском, но в ней из-за соли даже руки не помыть. Об этом предупреждают Максудбай и Жембай. Они появились из стоящего поодаль глинобитного строения. Служат у Судочьего около пяти лет, меняясь со сменщиками каждые две недели. Приезжают на мотоцикле, привозя необходимые запасы с собой. Сейчас водовыпуск из озера – широк и сух, а за ним – выбитая водой соленая лоханка. Тут мухи бегают по поверхности, стрекозы машут крыльями…

Экскурсия закончена, а наших коллег все нет. Торопимся по дамбе назад. Клубы то там, то тут – это всего лишь смерчи, закрученные ветром. Я вспоминаю случай, когда мы спрямляли путь по сухому Судочьему и попали в горящий камыш. Сбив огонь с машины, выбрались целыми и невредимыми. А знакомые Шымбергена только отбежать успели, и на их глазах две машины… Типун нам на язык, у путешествия должен быть счастливый финал.

С радостью замечаем клубы–не смерчи. Потом коллеги расскажут, как застряли в песках, как выталкивали машину и немного испугались оттого, что заблудились. Три десятка километров по дамбе до Каражара мы преодолеваем в полном составе. Покружив в окрестностях этого поселка, заезжаем на стоянку чабанов.

На стоянке есть скважина, из которой поят скот, а для себя люди привезли цистерну питьевой воды из Кунграда. Их имущество — сто овец, несколько коричневых лошадей и родившийся два часа назад козленок. Приглядевшись к жизни без удобств, с сочувствием говорим кунградцу Пулату: «Как же вы здесь?!» Он в ответ смеется: «Это – наша работа. Вот вы же приехали. И мы тоже».

…Когда садится солнце, нам остается проехать до Нукуса еще километров двести. Просторно тут.

Наталия ШУЛЕПИНА
\»Новый век\», №30, 23-29.7-2009г.

Добро пожаловать на канал SREDA.UZ в Telegram

Добавить комментарий Отменить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован.

Комментарий

Имя

E-mail

Сайт

3  ×  восемь  = 

Введите код с картинки (CAPTCHA)*

 Notify me when new comments are added.

Получать новые комментарии по электронной почте. Вы можете подписаться без комментирования.

Еще статьи из Климат